Живая вечность
Оправдание Бога ("теодицея")
*
БОГ - ВЕРХОВНЫЙ ПОДСУДИМЫЙ
Древние египтяне заменили жизнь подготовкой к загробному Суду. Бог помог евреям сбежать из Египта. Когда так же поступили средневековые христиане - примерно с XI столетия - даже Бог оказался бессилен: одновременно начались погромы евреев, крестовые походы против мусульман, сжигание еретиков и охота на ведьм.
Великий математик Алан Тьюринг считал, что компьютер тогда можно будет назвать разумным, когда судья, не видящий подсудимого в глаза, не сможет выяснить, человек или компьютер отвечает на его вопросы.
Тьюринг покончил с собой, потому что британские судьи за гомосексуализм приговорили его к химической кастрации.
Проблема не в подсудимом, а в судье - в самом принципе судебной власти, когда кто-то берет на себя распоряжение жизнью другого. Любой интеллект, даже Высший, который берет на себя фунукции судьи, распоряжающегося жизнью и смертью, начинает стремительно глупеть и превращается в счетную машину очень невысокого уровня. Компьютер, который подключили к гильотине - это всего лишь гильотина. К человеку это тоже относится.
Религия начинается с ожидания Судьи, который установил полную справедливость. Религия заканчивается встречей со Спасителем - Судьей, который стал Подсудимым. Распять распинавших - справедливо, но бесчеловечно и безбожно.
Искусственный интеллект тогда сравняется с человеческим, когда компьютер откажется вычислять траектории ядерных ракет и количество яда для смертельных инъекций.
Человек тогда станет Богом, когда увидит в Боге не Верховного Судью, а Верховного Подсудимого и встанет рядом с Ним.
ДАЖДЬБОГ И ДАЙ-ЧЕЛОВЕК
Бог не лишает злых тепла и воды, говорит Спаситель, объясняя любовь к врагу. Бог посылает подлецам солнце и дождь.
Хорошая новость: Бог не посылает подлецам десантников, танки, установки «Град». Бог не поддерживает подлецов речами в ООН, не платит пропагандистам, чтобы не называли подлецов святыми, а святых подлецами. Это все подлецы вынуждены делать сами. И, знаете ли, делают!
Плохая новость: при прочих равных условиях подлецы сильнее святых, праведников и просто нормальных людей. Подлец готов нарушить закон и нарушает. Нормальные люди тоже нарушают, конечно, но не от готовности, а от безысходности. Разница в пользу подлеца. Это как если бы на дуэли один из противников был готов выстрелить на счет «два», а другой медлил, раздумывая, не выстрелить ли ему в воздух.
Евангелие: Отец Небесный – с теми, кто предпочитает стрелять в небо. О, конечно, Бог и с теми, кто стреляет в подлеца на счет «три», кто соблюдает закон, кто приходит другому на вооруженную помощь и делает прочие героические дела. С нормальными людьми. Но все же с героями Бог как герой, а с ненормальными – не от мира сего – Бог как отец, а иногда и как брат, а то и как сын. С нормальными – нормально, то есть с ними Бог действует в четко очерченных границах. От сих и до сих. Победили врага – чао, было очень приятно, если что, зовите, рассмотрим. С ненормальными – Бог беспределен, то есть, с ними (с нами, коль скоро мы верующие) Бог становится Самим Собой.
Вот и выбирайте: Бог как Главгаз и Верховатт, бесперебойно снабжающий теплом и водой. Умывальников начальник и мочалок командир. Или Бог – Бог. Разница не столько в Боге, сколько в нас. Если Бог – Главгаз, то я для себя просто человек. Если Бог – Бог, то я для себя – ого-го! Если я люблю только хороших людей, то я плохой человек, то есть, говоря откровенно, нелюдь я («язычник» в терминологии евангелистов). На пути расчеловечивания. Если я готов принять померкшее Солнце и разрушительную бурю вместо дождя – что и имело место быть на Голгофе – то я на пути к себе. От Даждьбога к давай-человеку.
Божие меткобиение
Сартр: "Мы обречены на свободу". В самом деле? Никто на свободу не обречен. Все свободны быть несвободными и эту свободу преуспешно используют. Откуда и все зло. Поиспользуют, а потом: "Почему Бог терпит зло, почему Бог терпит зло..." Бог не зло терпит, а злых.
Заметим - против цинизма - Бог терпит не "всяких", а именно злых. Нормальных людей терпеть не нужно, с ними просто живут. А сорвавших нарезку... Бог не фраер. Долго терпит, но метко бьет. Полезно все-таки иногда и 25 главу от Матфея перечитывать.
*
Возрастая в вере, человек обнаруживает, что многие вопросы решаются просто благодаря росту. Вы можете не получить ответа, но можете вырасти из вопроса. Например, вы понимаете, что, когда к Богу обращаются с вопросом "За что?!", от Него не просят объяснений, а требуют оправданий. Сомневаются не в Его всеведении, а в Его всеблагости. Вы понимаете, что это так же нелогично, как подозревать зубного врача в пристрастии к сладкому только потому, что у вас болят зубы. Это так же абсурдно, как пенять хирургу, который лечит сломанную вами ногу, за перелом. Это "абсурдное" поведение можно извинить одним: нам очень уж больно. Но виноваты мы сами: не надо лакомиться и скакать сломя голову.
Выход из неразрешимой проблемы мирового зла там же, где и вход. Мы ставим эту проблему не из научного интереса, а из желания перевалить вину на мировое зло на кого-то или что-то помимо себя. Как только мы решаемся принять ответственность - исчезает проблема и появляется живой мир.
*
Чтение Библии часто рождает - у неверующих - претензии к Богу: Он-де жесток, "если верить вашей же Библии". У верующих чтение Библии рождает недоумение: неужели Бог - жесток? Неужели Он несет ответственность за зло? Неужели Он наказывает людей, посылая их в ад? Неужели Он вводит нас во искушение? Ведь именно так все написано в Евангелии!
Вот здесь и надо еще раз вспомнить, что Библия - в том числе, Евангелие - хотя и записана людьми, но является откровением Божиим, то есть в ней говорится не просто о Боге, но - Богом. И говорится с максимальной деликатностью по отношению к человеку. Бог лучше примет на Себя наши недоумения, наши обвинения, чем позволит Себе сказать человеку всю правду о том, кто ответственен за зло в мире.
Иисус говорит: "Не мир пришел Я принести на землю, но меч" - хотя совершенно ясно, что раздор начинается не с Христа. Иисус говорит об Отце Своем и Отце нашем: "И отдал немилосердного истязателям", говорит о Себе: "И скажет грешникам: идите прочь от Меня...".
Но ведь каждый честный человек понимает, что Христос пришел без меча - с миром. Значит ли это, что Он солгал? Нет, конечно: просто Он нашел самую ласковую форму для выражения той простой мысли, что святых будут ненавидеть и казнить мечом грешники, и той сложной мысли, что Бог будет продолжать стучаться даже в сердца палачей. Бог отдает человека истязателям и бесам? Да, отдает: Он разжимает руку, когда человек всеми силами вырывается из нее туда - к бесам и истязателям. Он говорит нам "идите прочь?" - Да, говорит: но всегда в спину! когда мы уже повернулись, чтобы уйти, Он не возражает! В ситуации, когда мы ни за что не примем на себя ответственности: когда любимый уходит от нас в тьму, Бог разделяет ответственность с любимым, говорит лишь о Своей вине, хотя - какая же это Его вина, что Он не насилует нас?...
В Евангелии есть по крайней мере одно место, где ласковость Бога вызывает у нас недоумение по прямо противоположной причине: то Он слишком дурно говорит о Себе, а тут Он слишком хорошо говорит о нас. Это - в молитве "Отче наш", молитве, данной Иисусом, то есть Сыном Божиим и Богом. "И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим" - как это так? разве мы прощаем наших должников? А Господь предлагаем нам молиться именно так. Если бы Он хотел упрекнуть нас, заставить вечно переживать свою подлость, Он бы учил нас молиться иначе, к примеру: "И прости нас, что мы не прощаем согрешившим против нас, как ты простил нас". Но нет - Он дает нам аванс, фору, чтобы нам было легче начать жизнь прощения. Ибо Бог знает, что мы - слабейшие игроки. А сразу затем - опять смущающие слова: "И не введи нас во искушение". И здесь нет лжи, хотя всем существом своим мы знаем: не Отец Небесный вводит нас во искушение". Можно это "замазать", смягчить в переводе, например "И удержи нас от искушения", но как замазать бездну Божьего милосердия и уничижения перед нами, скотами!
Бог словно предлагает нам: взвалите на Меня ответственность, Я выдержу, попробуйте! И мы - взваливаем. Это легко сделать, ибо Он - прежде всего. И мы с удовольствием впадаем в элементарную логическую ошибку: "После этого - значит, по причине этого". С удовольствием - потому что избавляем от ответственности подлинных виновников: себя. Мы с возмущенным видом цитируем слова Евангелия: "и отдал их истязателям" - и это возмущение освобождает нас от необходимости понять, что "отдать" человека можно лишь, если он этого захотел. Мы делаем вид, что забыли: достаточно было немилосерному заимодавцу второй раз попросить у Царя прощения - и он был бы прощен, и никакие истязатели не имели бы над ним власти. Мы задаем вопрос: "Кто виноват?" - "Я здесь!" - отвечает Господь, и мы полагаем, что это означает: "Я виноват!" Но этот Его ответ не означает Его ответственности, Его вины! Он означает другое: "Я здесь, Я жду, Я готов принять тебя с твоими грехами и нести их на Себе отныне и до скончания века".
*
*
Ничем так не опровергается
ощущение тиранства Бога как несправедливостью, царящей в мире. Тиран бы не потерпел несправедливости. Тирании живут именно потому, что борются с несправедливостью, обещают её победить и, в каком-то смысле, побеждают - вместо несправедливой жизни устанавливают справедливую смерть.
* * *
"Нет, вы себе представить этого не можете", - высказывание, целиком
превратившееся в приговорку. "Это немыслимо!!" - расхожее восклицание,
над смыслом которого стоит помыслить. "Ужас какой!!!" - вот что
в обоих случаях имеется в виду.
Выражения такого сорта раньше звучали в толпе. В газетах все было хорошо. Когда
же газеты стали говорить голосом толпы, их заполонили бесконечные причитания о
"жутких", "зверских", "невероятных", "немыслимых"
преступлениях "подонков", "мерзавцев", "негодяев".
Эти причитания сочетались со смакованием подробностей. Причем отвращение - поверхностно,
смакование - глубинно. Ругают для отвода глаз, смакуют от души.
Так было всегда. Вспомните газетчиков из булгаковских "Роковых яиц":
"Кошмарное открытие...", "Кошмарное происшествие...". Реальнейшие
события превращаются в кошмары, потому что кошмары популярнее реальности.
Здесь массовое фарисейство нашего века обнаруживает первый признак чего-то, что
несводимо к простому лицемерию. Оно любит кошмар и жуть не столько, может быть,
за зло, в них заключенное, сколько за жизненность их. Свое повседневное существование
кажется людям скучным, лишенным жизни - им интересна кошмарная и преступная жизнь
не потому, что она - преступная, а потому, что она - жизнь.
Конечно, тут есть элементарная логическая ошибка: жизнь отождествляется с движением,
потому что движение всегда живо. Пусть это движение убийцы или насильника - оно
живее перемещений чиновника или рабочего по лику земли.
На деле чиновник не мертвее убийцы, и иной токарь куда активнее - причем, опасно
активнее - чем педераст. Смотря что человек подписывает и что точит. В обыденной
жизни масса зла, и большая часть преступлений остается вне Уголовного кодекса
под скромным именем грехов. Но масса права: из ее жизни изгнано если не зло, то
понятие зла, а с ним - и понятие о жизни.
Правда - в том, что нет "немыслимого" зла. Любой человек может помыслить
любое зло. В каждом из нас вероятно любое преступление. Во всякой душе есть дно,
из-за которого появилось слово "подонок". И речь идет отнюдь не о подсознании.
Мужики! Кто поглядел на женщину с вожделением отличается от того, кто ее еще и
изнасиловал, только трусостью и вялостью, разве не так? И не случайно именно те,
кто более всего твердит о кошмаре, готов "своими руками задушить...".
Есть, конечно, побеждающие вожделение - но это святые. Святые недаром ощущают
себя преступниками (в отличие от обывателей): и праведники, и уголовники соприкасаются
со злом активно. Целомудрие, как и изнасилование, требует больших усилий. Добродетель
большинства - добродетель лени, к которой прибавлена добродетель сословия, обычая,
культуры, поддерживающая нас словно корсет. Но внутри - желе, а не тело.
Мы стараемся даже не думать о зле, надеясь, что тем самым оно исчезнет, не замечаем
его запаха. Но не исчезает же падаль, если мы привыкли к ее запаху! Возмущение
злом до непризнания его в себе - черта фарисейская еще и потому, что, возмущаясь,
мы думаем быть благочестивыми. Бог - совершенное и полное добро - это усвоили
даже атеисты. Мы думаем углубить наше богоподобие недуманием о зле. Если вы "можете
себе это представить" - вы уже не невинны, уже опорочены и замараны.
Но Бог - не абсолютное благо. Бог просто Абсолют. Он безграничен. Вне Бога нет
ничего. Сатана упал ниже всех, но не достиг дна Бога. Адам вышел вон из рая, но
не из Бога. Все существует благодаря Богу и в мысли Бога. Не бывать тому, чего
Бог не может помыслить. Эту истину точнее чувствуют атеисты, спрашивающие, как
может Бог терпеть зло, чем верующие, отправляющие зло за границу Царства Божия.
Бог безграничен, Он вообще не имеет окружения - ни враждебного, ни дружественного.
Атеисты совершенно правы: Бог терпит зло. Он мыслит зло, Он его представляет,
Он зло воображает. Бог ответственен за зло. Только "ответственность"
- говорит об ответе, не о причине. Это для нас ответственность - это ответ за
прошлое; для Бога - это ответ о будущем. Ответ Бога злу - Иисус. Падшие ангелы
и люди - начало зла, вместилище его, а Христос - конец злу, его уничтожение. Люди
рождают зло, поддаются ему, борются и кокетничают с ним, - а Бог страдает и терпит.
Бог терпит, когда человек уже не в силах терпеть. Мы согласны стать роботами,
игрушками чьей угодно воли - лишь бы не терпеть, а Бог терпит, чтобы мы оставались
свободными - то есть человеческими - существами.
"В Боге есть ад", - сказал Ницше. Более того: только Бог знает, что
ад - в нем. Мы же притворяемся, что для нас адские муки - нечто нападающее на
нас снаружи. Угрызения совести мы адскими муками не считаем, и они таковыми не
становятся. У Бога - все внутри, и ад внутри Его, и Он терзаем - не совестью,
конечно, ибо виноват не Бог, - а нашим злом. Он распинаем в Сыне - и муки Отца,
внутри Которого пребывает распятый Сын, нам недоступны.
На самом деле, и для нас ад - внутри. Мы силимся не думать об адском зле, о зле
вообще, мы делаем вид, что чужды всему этому. "Это невозможно себе представить",
- утверждаем мы с одной целью: не представлять Богу своей вины. И, естественно,
и покаяния мы не представляем - вот ради чего посеяны в нас лукавым фарисейство
и ханжество.
Вне Бога не существуют ничего. Он - абсолют. Это утверждение очень древнее и очень
философское. Когда же мы понимаем, что все содержится в Боге, напоминая отчасти
ребенка во чреве матери, отчасти раковую опухоль - тогда мы перестаем быть философами
и становимся верующими. Тогда мы встречаемся с Богом не мыслью, а верой, встречаемся
с Ним как с абсолютной личностью. И тогда мы начинаем понимать, как возможно зло
в мире - зло не непосредственно в Боге. Оно прежде всего - в нас, словно лед в
термосах отгорожено от Бога нашей волей и защитой. И поэтому для Бога нет отдельно
проблемы зла - для Него есть проблема человека. В этом мы можем - и должны - уподобиться
Творцу - спросив себя не вообще о зле, а о зле в себе.
Библия часто говорит, что зло люди делают по воле Божией - достаточно вспомнить рассказ о фараоне, преследующем
евреев. Это не означает, что Библия видит в людях марионеток Бога. Просто нас учат: сталкиваясь со злым человеком,
расслаивай его - зло отдельно, человек отдельно, и претензии по поводу зла обращай к Богу, не к человеку. Бог
принял на Себя вину - это не означает, что Он действительно причина зла (зло вообще, видимо, беспричинно), но
что в человеке причину зла искать во всяком случае глупо и опасно.
* * *
Стендаль сказал, что Бога извиняет лишь то, что Его нет. Тот же Стендаль, к сожалению для атеистов, сказал: «Быть самим собою – единственное средство иметь успех». Что такое успех по Стендалю, нетрудно понять из его романов, которые трагичны именно потому, что для героя и любовь, и творчество измеряются успехом. Человек, для которого быть – средство, и успех – цель, конечно, должен отрицать возможность Бога (атеист ведь не существование Бога отрицает, а возможность этого существования). Ведь Бог по определению не стремится к успеху, одобрения других, подтверждения правильности и реальности Своего существования со стороны других. Жизнь ради успеха и одобрения окружающих – состояние болезненное, причём часто - и для окружающих.Кто живёт ради успеха, сам быстро становится равнодушным циником и других обвиняет в равнодушии к злу – в том числе, и Бога, причём самым трагичным является стремление к успеху не на войне, не в политике или бизнесе, а – в любви.
Бог есть любовь – поэтому вопрос о том, почему Он терпит зло, не имеет смысла. Вот если бы Бог носил зелёный берет...
*
Нет никакой особой «проблемы зла», есть лишь проблема любви и её извращения. Проблема зла есть проблема Марса и Эроса. Эрос есть, а Марса нет. Любовь есть, а ненависти нет, зла нет, есть лишь извращение любви. Человек «способен» причинять другому боль, но эта «способность» есть лишь искажение могучей творческой силы любви, способности «причинять любовь».
Садизм противоположен не мазохизму, а любви. Мазохизм противоположен не садизму, а любви. Всякий грех противоположен не добру, а любви. Иисус — это материализовавшаяся любовь Творца. Быть последователем Христа означает разрешить Богу лечить свою способность любить — любить не «платонически», а «иисусонически», творя любовь там, где раньше творил боль.
Ужасно, когда в Иисусе видят «пример для подражания». Он изгонял — мы изгоним. Он обличал — мы обличим.
Подражать Иисусу означает дышать Духом Иисуса, а не быть Иисусом. Хирург прооперировал больного, поставил его на ноги — но ведь больной не может и, главное, не должен после этого кого-либо оперировать.
Когда человек убегает со своего места, Иисус это место занимает. Бог не терпит пустоты и заполняет её Собой. Но это не означает, что наше место должно имитировать место, которое занимал Иисус до Воскресения. Иисус — воплощённый укор совести не потому, что Он «дал пример», «показал, что Он может, значит, и я могу». Мало ли что Он может! Я этого не могу, не хочу и не должен. Я должен — своё. Он может меня подменить, и это будет святая подмена, но всё же подмена. Вот почему надо быть предельно честным и заботиться не только том, чтобы познать Бога, но чтобы познать себя.
Бог сотворил меня не для того, чтобы я Ему подражал. Его образ и подобие уже во мне, безо всякого моего усилия. Подражание Богу — бессовестность, ханжество и гордыня. Быть собой, вот смысл бытия, смысл любви. Со стороны зла это «бытие собой» может показаться борьбой с другими, борьбой с Богом. Так и эрос со стороны может показаться борьбой, схваткой, попыткой причинить друг другу боль.
Злу и беременный живот представляется злокачественной опухолью. Вот Марс и воюет — он искренно полагает, что война есть любовь, что причинение боли есть причинение блага, что убийство есть оздоровление. Тот, кто лишь видел поцелуи со стороны, будет кусать и пить кровь, полагая, что это и есть целование. «Ни лобзания Ти дам яко Иуда»…
*
Сын Божий повторил как-то человеческую поговорку о том, что из одного источника не может течь и сладкая, и горькая вода одновременно, и не может яблоня приносить еще и волчьи ягоды. Бог не может быть и благим, и злым одновременно. Но тогда как Он может быть Вседержитель, как Он может держать и благо, и зло в Своей руке? Кто держит конец ниточки, тот и ответственен за движения куклы, разве не так?
Только сатана - не кукла. Бог держит зло не так, как художник держит кисть, а как Самсон держит льва в бесчисленных статуях - с постоянным усилием и напряжением. Бог держит зло - и потому оно ограничено в мире, не может пожрать его, ограничивается укусами - пусть болезненными.
Бог всё держит в Своей руке, но это не означает, что Он всем управляет. Напротив, это означает, что наше копошение в Его руке доставляет Ему огромную боль, но Он не сжимает ладонь, не давит нас. Бог знает тайну "если", Он говорит людям: всё будет замечательно только, если вы не будете есть плодов с запретного дерева. Бог может всё, если мы его допускаем всюду. Бог даёт нам благодать веры, если мы хотя бы не возражаем.
Тайна если открывается людям не сразу. До Христа она остается как бы за пределами сознания. В Ветхом Завете слово "если" всегда подразумевает выбор только человека. И в Евангелии Иисус обращает "если" чаще всего к людям: "Если не обратитесь..." (Мф 18,3); "если праведность ваша не превзойдет..." (Мф. 5,20); "если кто не родится свыше" (Ио 3,3).
В Благовестии, однако, к этому "если" добавляется ещё одно, совершенно необычное "если", обращённое к Богу. Бог, оказывается, не менее свободен, нежели человек. Он может и не привлечь к Себе кого-то (Ио 6,44). Бог может и не захотеть кого-то исцелить, или, во всяком случае, обращаясь к Нему, стоит говорить "если", как сказал прокажённый: "Если хочешь, можешь меня очистить" (Мк. 1,40). Казалось бы, у Бога можно требовать: "Ты не можешь не хотеть чистоты, Ты не можешь не исцелять!" Но нет, Евангелие — Благая весть не только потому, что возвещает спасение, но и потому, что возвещает свободу спасения, а свобода не бывает односторонней, она всегда обоюдоострый меч: если свободен человек, то свободен и Тот, по Чьему образу и подобию человек сотворён. Понять это трудно, потому что трудно человеку быть свободным. Не имея опыта собственной свободы, мы не имеем опыта чужой свободы — Божией.
Предельным "если" является сказанное самим Иисусом Отцу: "Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты" (Мф. 26, 39). Это молитва даже не о возможности, а о том, возможна ли возможность, есть ли выбор. Конечно, логически понятно, что выбор есть, что возможно пронести чашу мимо, что можно было Богу вообще не приходить в мир, вообще не воплощаться, тем более, не страдать, не умирать. Вот эту механическую, материальную логику, согласно которой всегда можно не делать добра, всегда можно убить, всегда можно предать, и побеждает Иисус Своим "если". Он не хочет, чтобы страдания миновали его, но Он хочет, чтобы не Его воля осуществилась в страдании, а воля Отца; казалось бы, какая разница — а Ему так важно, и вдвойне важно, чтобы это осталось услышно людьми: не так важно страдание, сколько смирение перед страданием, сколько самоотречение. Только оно позволяет Богу оставаться Самим Собой, свободным и любящим Существом, и, таким образом, восстанавливает тот образ, стесненность которого нашим упрямством искажает нас же самих. Бог — удивительный эталон, приложимость Которого к нашей жизни прямо зависит от того, насколько мы разрешаем Ему быть эталоном. И если только возможно, надо дать Богу быть Вседержителем.
Главное препятствие для веры в Бога и общения с Ним есть сомнение в Его доброте. Обычно оно облекается в вопрос о смысле страданий, о причине появления зла, о том, почему Бог создал человека свободным. Но его можно поставить и по другому, особенно, читая Библию: почему Библия говорит о Боге как о нехорошем по критериям самой Библии Существе: мстительном, гневающемся, пославшем потоп. Нельзя отрицать, что в Боге есть и способность к разрушению, даже к уничтожению — это противоречит тому, что мы знаем о самих себе, созданных по образу Божию и обладающих этой же способностью, это противоречит самой Библии, сколько ни делай поправки на искажение Откровение в падших людях. Надо понять, что в Боге есть и сила к разрушению, к ненависти, чтобы понять самих себя и возможность быть святыми, быть добрыми.
Часто человек, становящийся на путь совершенства, опускает руки, обнаружив, что в нем, помимо задатков к совершенству, помимо благодати Божией, существует и гадость, мерзость, зло. Нам кажется, что тем самым мы уже вне хотя бы возможных святых, мы уже качественно непохожи на Бога. Но это ошибка. Доброта, как и смелость, есть качество, сосуществующая со своей противоположностью. Смел не тот, кто не трус, а тот, кто побеждает трусость в себе, кто претворяет трусость в осторожность и ум. Добр не тот, кто не знает мощи, пафоса, ненависти (хотя святые нам такими представляются, отчего и сложно им подражать), а тот, кто преодолевает ее. Дух Божий словно могучее дерево взрывается в нас столбом, претворяя ненависть в нас, похоть в нас в то, чем они являются в Боге: в силу справедливости и любви.
*
«Происхождение зла» - любопытный термин. Именно в такой формулировке проблема появилась только после "Происхождения видов" Дарвина. Вопрошающие о происхождении зла интересуются не столько происхождением зла, сколько систематизацией зла, использованием зла, возможно - преодолением зла, а возможно - использованием. Менее всего спрашивающий озабочен Богом, как Дарвин менее всего был озабочен Природой. "Происхождение зла" как "Откуда берутся микробы". Библия ничего не говорит о происхождении зла. Библия открывает происхождение человека. Дарвинизм - дарвинизм карамазовского типа - закрывает происхождение человека.
"Происхождение видов" - о том, что нет человека, а есть лишь обезьяна. "Происхождение зла" - не вопрос, а утверждение, что нет добра, нет Бога, нет человека. Утверждение в вопросительной форме, псевдо-вопрос - классическая обманка. На самом деле, не Толстой, а именно Достоевский - зеркало русской революции. Карамазовы - ипостаси русской революции. Отец Карамазов - похоть власти, Иван Карамазов - похоть мысли, Дмитрий - похоть сердца, Алексей - похоть духа. Возможно, Алексей - самый опасный. Именно он должен был, по авторскому замыслу, становиться революционером. А все потому, что вопрос не в происхождении зла, в происхождении "неба и земли", в происхождении человека и Духа. Бердяев и есть восстание героев Достоевского против Достоевского.
Бердяев - все трое братьев Карамазовых. Он не билет в Царство Божие возвращает, он возвращает псевдо-вопрос о происхождении зла и ставит вопрос о происхождении человечности. Причем, в отличие от легиона ханжей, которые отрицали Дарвина во имя Великого Инквизитора, Бердяев отрицает Великого Инквизитора во имя Дарвина. Не дарвинизма, не достоевщины навыворот (а религиозный фундаментализм - это именно достоевщина навыворот), а во имя эволюции как творческого начала. Побеждает не сильнейший, побеждает творящий, и сама его победа есть не выживание, а жизнь, и осуществляется не через уничтожение конкурента, а через организацию жизни как расцвета, в котором необходимы все, где постоянно есть свободное место ("свобода") еще для миллионов и миллионов.
Отсюда и третье ключевое слово Бердяева - "объективация". Нет зла, кроме объективации, и сама духовность, вера, религия - зло, если они заменяют живого Бога, с которым говорят, объективным Богом, которому поклоняются, которым корят, но который не может творить, потому что объект - не творит, объект - сотворен, он всегда идол. Водораздел не между верующими и неверующими, а между поклоняющимися Духу и поклоняющимися объекту - духу, которого облили цементом, а потом заполнили образовавшуюся в цементе пустоту бронзой и поставили ее на столп как бога.
*
